Тайна мгновений
Отражающих будничность, днях, что проплыли,
Но до этого дня и мгновений таких
Я не знал, что живут и минуты иные.
В заповеднике времени, в тайной его глубине,
Я живу: в этом сгустке былых метрополий,
Осторожно шагая по прошлому словно во сне,
Извлекая из сущего отзвуки этих гармоний.
Нежной плоти мясистой их спрятанных тайн я коснусь,
Весь их быт обустроенный томно окину я взглядом,
Чтобы кожей впитать эту странную звучность их струн,
Их холмов и оврагов застывшие в прошлом каскады.
Город весь как бы умер для смены реальных эпох.
Он остался в каком-то хрущовском и сталинском мире,
И ловлю я его еле слышный и сдержанный вздох
Ухом чутким своим в этой снятой на месяц квартире.
Я на улицу выйду. Пройду по его площадям,
Проведу как бы пальцем по улиц прямых перекресткам -
И почувствую пыль. Словно в комнате, где никогда
Годы не был никто, я стою с полотенцем и щеткой.
Только стоит ли лазить, на корточках пыль вытирать:
Эта пыль не снимается, тайная дщерь откровений
Их часов и минут, их тревожных, рожденных на пять
Здешних лет: временных, эпохальных делений.
Пятилетками сталинских, вечных тридцатых годов
Эта жизнь: не живет или, может быть, не умирает?
Как саркома в сознании местных лобастых голов,
Как застывшая корка из вечности сделанной стали.
Что стирает из памяти все, что выходит за "пять",
За пределы назначенной чем-то и тут - эпохальной - границы,
Начиная сначала - как в детской считалке, считать
Директивы обкомовцев, здания, связи и лица.
Но присутствие здесь, примерение к жизни мое
Создает аномалии внетурбулентных явлений.
И вторжением в жизнь изменяет невольно ее,
Выдавая им тайну для них недоступных мгновений.
Их суровый орбитр нас возьмет, разведет по углам,
Их - оставив в своей, этой строгой и замкнутой сфере,
А меня - изловчившись, в мое измеренье изгнав
И заставив скитаться, своей сокрушаясь потерей.
Я предвижу исход, хоть борюсь с пустотой до конца
За возможность остаться. Но силы неравны. И знаю,
Что для высших законов я напоминаю слепца:
Так во всем наугад я с клюкою своей выступаю.
Им судить, этим силам космических бездн,
Что нас держат в своем роковом, одномерном пространстве
Одномерного времени без продолженья и без
Глыбы трех плоскостей, виртуального ордена странствий.
Им решать, кем нам быть, как и в чем преуспеть,
Перейти ли барьер, отделяющий мир прозябанья
От того, что над ним, что на спинах рожденных терпеть
Возвышает себя до кричащего бога-титана.
И за то, что проник я в начало попытки узнать,
И за то, что я выкрал фальшивое веко творенья,
Обречен я терпеть, кочевать, бедовать и страдать,
Повторяя удел восемнадцати тех поколений.
С двух сторон я узнал, изучил судьбы предков своих.
Все они рождены были с долей суровой и жесткой.
Ни один не сидел на платформе из согнутых спин
Тех, внизу, что стоят под невидимой страшной решеткой.
И за мысли мои, за отсутствие страха толпы,
За отсутствие трепета кролика нет мне возврата
Из гонимых всегда, из всегда нелюбимых таких,
Из объявленных вечной персоной нон грата.
За пределом, за уровнем жизни моей
Простирается то, что мне может лишь только присниться,
Но пока у меня - бесконечность за спинами дней,
Мне свободнее дышится, пишется, спится.
Я за мигом гонюсь, я за ним, лучезарным, тянусь,
Пробуждаюсь осыпанный грезами в синей постели,
И за копию света я сильной рукой уцеплюсь,
Незаконно за ним уносясь без какой-либо цели.
Чувства! Не разделяя, познать
Каждый в отдельности, миг, чьи законы
Лишь в бесконечном дано отыскать,
В том, что затеряно в неповторенном.
Я опускаюсь на самое дно
Чашечки ландыша, в благоуханье,
Чтобы увидеть, чего не дано
С роста огромного видеть в мельчайшем.
Я погружаюсь в прошедшие дни,
В сущность значительности мгновений,
В подлинность чувств, что только одни
Могут быть названы неповтореньем.
Даже с жуткой занозой, сидящей в спине,
Этих темных предчувствий, трагически-грозных, -
Я несусь к облакам на чудесном коне
Представлений и мыслей, почти-невозможных.
Вещи ожили. Запах краски и штор
Перемешался. Стулья, кресла и пол
Заговорили; простой разговор
Стал бессловесным посредником чувства.
Сон стал реальным. В жизнь осязаемо
Вторглись иллюзии, став ее смыслом.
Вместо обмана - узоры хрустальные
Выросли - будто ему в укоризну.
Быт растворился в огнях бесконечного,
В россыпях-днях полновесного крошева,
Кодом запретным всего человечного,
Ангелом этого мира непрошенным.
Сентябрь, 1973. Могилев.
Постоянная ссылка на это стихотворение: